Ошибка вышла - Владимир Высоцкий

Я был и слаб и уязвим, дрожал всем существом своим,

Кровоточил своим больным истерзанным нутром, —

И, словно в пошлом попурри, огромный лоб возник в двери

И озарился изнутри здоровым недобром.

Но властно дернулась рука: «Лежать лицом к стене!»

—

И вот мне стали мять бока на липком топчане.

А самый главный — сел за стол, вздохнул осатанело

И что-то на меня завел, похожее на «дело».

И что-то на меня завел, похожее на «дело».

Вот в пальцах цепких и худых смешно задергался кадык,

Нажали в пах, потом — под дых, на печень-бедолагу.

Когда давили под ребро — как екало мое нутро!

И кровью харкало перо в невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу разделся донага, —

В углу готовила иглу нестарая карга, —

И от корней волос до пят по телу ужас плелся:

А вдруг уколом усыпят, чтоб сонный раскололся?!

А вдруг уколом усыпят, чтоб сонный раскололся?!

Он, потрудясь над животом, сдавил мне череп, а потом

Предплечья мне стянул жгутом и крови ток прервал.

Я, было, взвизгнул, но замолк, — сухие губы на замок, —

А он кряхтел, кривился, мок, писал и ликовал.

Он в раж вошел — знакомый раж, — но я как заору:

«Чего строчишь?

А ну, покажь секретную муру!..»

Подручный — бывший психопат — связал мои запястья, —

Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.

Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.

Я терт и бит, и нравом крут, могу — вразнос, могу — враскрут, —

Но тут смирят, но тут уймут — я никну и скучаю.

Лежу я, голый как сокол, а главный — шмыг да шмыг за стол —

Все что-то пишет в протокол, хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь, а то ослаб, устал, —

Ведь скоро пятки станут жечь, чтоб я захохотал,

Держусь на нерве, начеку, но чувствую отвратно, —

Мне в горло сунули кишку — я выплюнул обратно.

Мне в горло сунули кишку — я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят — по мне елозят, егозят,

Все вызвать, выведать хотят, все пробуют на ощупь.

Тут не пройдут и пять минут, как душу вынут, изомнут,

Всю испоганят, изорвут, ужмут и прополощут.

«Дыши, дыши поглубже ртом!

Да выдохни, — умрешь!»

«У вас тут выдохни — потом навряд ли и вздохнешь!»

Во весь свой пересохший рот я скалюсь: «Ну, порядки!

Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки!»

Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки!"

Убрали свет и дали газ, доска какая-то зажглась, —

И гноем брызнуло из глаз, и булькнула трахея.

И он зверел, входил в экстаз, приволокли зачем-то таз…

Я видел это как-то раз — фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины и делают укол…

«Колите, сукины сыны, но дайте протокол!»

Я даже на колени встал, я к тазу лбом прижался;

Я требовал и угрожал, молил и унижался.

Я требовал и угрожал, молил и унижался.

Но туже затянули жгут, вон вижу я — спиртовку жгут,

Все рыжую чертовку ждут с волосяным кнутом.

Где-где, а тут свое возьмут!

А я гадаю, старый шут:

Когда же раскаленный прут — сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел, пот лился горячо, —

Раздался звон — и ворон сел на белое плечо.

И ворон крикнул: «Nеvеrмоrе!»

— проворен он и прыток, —

Напоминает: прямо в морг выходит зал для пыток.

Напоминает: прямо в морг выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост, хотя для них я глуп и прост:

«Эй!

За пристрастный ваш допрос придется отвечать!

Вы, как вас там по именам, — вернулись к старым временам!

Но протокол допроса нам обязаны давать!»

И я через плечо кошу на писанину ту:

«Я это вам не подпишу, покуда не прочту!»

Мне чья-то желтая спина ответила бесстрастно:

«А ваша подпись не нужна — нам без нее все ясно».

«А ваша подпись не нужна — нам без нее все ясно».

«Сестренка, милая, не трусь — я не смолчу, я не утрусь,

От протокола отопрусь при встрече с адвокатом!

Я ничего им не сказал, ни на кого не показал, —

Скажите всем, кого я знал: я им остался братом!»

Он молвил, подведя черту: «Читай, мол, и остынь!»

Я впился в писанину ту, а там — одна латынь…

В глазах — круги, в мозгу — нули, — проклятый страх, исчезни:

Они же просто завели историю болезни!

Они же просто завели историю болезни!